16/07/2021 14:38 Литература Истории
На берегах озера Эльтон никогда не было постоянных поселений, лишь в 1904 году в связи со строительством железной дороги от Красного Кута до Астрахани в четырёх километрах к востоку от озера появилась станция Эльтон. Сначала она называлась Новый Эльтон, потому что на противоположном – западном – берегу озера ещё сохранялись развалины старого Эльтонского городка, основанного в 1705 году и заново отстроенного командой Николая Чемодурова в 1747 году. Впрочем, первые землянки ломщики соли там вырыли для себя ещё во времена Ивана Грозного. То есть поселение существовало, но оно всегда было сезонным, оживавшим лишь с мая по октябрь, когда возможна была добыча (ломка) соли. Остальные полгода оно стояло безлюдным, и лишь кочевые калмыки наведывались сюда поживиться оставленным имуществом.
Сейчас население посёлка Эльтон составляет около 3 тысяч человек, население Эльтонского городка в лучшие сезоны тоже достигало примерно такого же количества.
Ломщики соли, приходившие на Эльтон с царицынских, саратовских и пензенских сёл «своим ходом», очень бы удивились, если бы узнали, что в будущем на озере будет курорт и откроют санаторий. «Да, заработать здесь можно хорошо, – сказали бы они. – Но ведь это гиблое, страшное место!».
Вот что писал петербургский академик Иван Лепёхин, занимавшийся «описанием России» и посетивший Эльтон в конце XVIII века:
«Зимою окрестности озера оставались совершенно пустынными. Только в крошечной крепостце, стоявшей на берегу его, оставался ничтожный гарнизон из 5-6 человек инвалидов для сбережения казённого имущества. Тяжёлая жизнь этой кучки людей хорошо рисуется их рапортами. Больше всего страдали они от холода, тяжёлых испарений с озера и к весне бывали больны поголовно».
Да и летом люди болели. К примеру, согласно донесениям в Саратовскую соляную контору смотрителя Лаврентьева (1761 год) в мае среди ломщиков было 87 больных, в июне – 319, в июле – 254, в августе – 42 (при общем количестве рабочих в эти месяцы 1500-2000 человек).
В 1806 году статистик К. Герман писал:
«Ломщики подвержены особенным болезням, происходящим от остроты солёного щёлоку, от недостатка в свежей воде и хорошей пище, а особливо от нездорового воздуха на озере (сероводородные испарения. – А. Б.). В июле и августе щёлок бывает так остр, что проедает ломщикам на ногах раны, кои часто бывают смертельными… Ни один почти работник не может избежать сих болезней. Скорбутные (незаживающие. – А. Б.) раны замазывают они воском или прикладывают к ним подорожник. Также замазывают их заячьим жиром и залепливают варом… Если раны бывают велики, то ломщики едут в Саратов или Камышин и лечат их свежею водой…».
Люди не только болели, но и умирали, а ведь на заработки приходили мужики не слабого десятка…
Место бывшего кладбища в старом Эльтонском городке и поныне можно легко определить, только не осталось от него ни могильных холмиков, ни крестов. Сохранилось лишь одно безымянное каменное надгробие да металлический остов купола надгробной часовенки, под которым устроено орлиное гнездо, выстланное овечьей шерстью, отпугивающей змей и скорпионов. Раньше на остове был крест, но его кто-то срезал, а чуть позже исчез и сам остов – жители нового Эльтона сдали их на металлолом.
Чемодуров, организовывая «соляной комплекс», предусмотрел, казалось бы, всё, особенно экономические стимулы. Заработок каждого рабочего за лето равнялся 21-26 рублей (в те годы пуд хлеба стоил 10 копеек, а фунт мяса – 400 грамм – 1 копейку). В месяц ломщик тратил на еду, вино и пиво (их сюда привозили торговцы) и на мелкие повседневные товары от силы 1 рубль, таким образом, с собой домой увозил чистыми 15-20 рублей. Мало где ещё можно было заработать такие деньги. Но деньги деньгами, а вот о системе медицинской помощи и о религиозных отправлениях Чемодуров совершенно забыл или не придавал им значения.
В течение многих лет смотрители Эльтонского промысла писали во все инстанции, что ломщики «от едкости солёной рапы всегда бывают в болезнях и незаживающих ранах, претерпевая долго страдания», но лишь через 43 года – в 1790 году – на озере утвердили постоянную штатную единицу лекаря. До этого лекари появлялись эпизодически, потому что вопрос с достойной оплатой и обеспечением необходимыми лекарствами не решался: жадны были и сами ломщики, и руководители соляного комплекса (и это при миллионных доходах от продажи соли!). Рабочие безропотно болели и умирали, предоставленные сами себе, однако примириться с необходимостью умереть без исповеди и причастия не могли. Но и со священнослужителями получилась такая же многолетняя проволочка.
Первые годы на Эльтоне вообще не было ни церкви, ни священника. В 1759 году объявили сбор средств на строительство часовни, завели специальную записную книгу, но пожертвования поступали очень скупо. На 1788 год в книге числилась сумма всего около 430 рублей. В конце концов, часовню построили, но она была «убога по своему внешнему виду».
Долго не могли решить и проблему со священнослужителями, которые категорически отказывались ехать в «ссылку». Им назначалось мизерное командировочное довольствие, мол, вполне хватит подаяний эльтонских прихожан, но и подаяния были мизерны. Выделялись лишь небольшие суммы для книг, воска и церковной утвари. Не решался вопрос и о том, кто должен посылать священника на Эльтон – Камышин или Саратов. Переписка-перепалка продолжалась десятилетиями! Не раз командированные батюшки – те, у кого не было своего прихода, – под любыми предлогами сбегали с «ненавистного озера».
Часовня никого не устраивала, и решено было строить церковь. Опять возникла проблема: не было возможности изготовить кирпичи на месте, а строить деревянные церкви по высочайшим указам 1800 и 1801 годов запрещалось. В результате опять же многолетней переписки столичные чиновники наконец разрешили разобрать деревянную церковь в Николаевской слободе и перевезти её на Эльтон. Только в 1811 году в Эльтонский городок назначили постоянного священника, был образован самостоятельный приход, а перенесённый храм освятили во имя Святой Живоначальной Троицы. Прошло «каких-то» пятьдесят лет…
Сохранилось донесение руководству Экспедиции Эльтонского соляного озера, датируемое 1811 годом, от головы Покровской слободы Ивана Пономаренко. В нём говорится, что покровские и узморские возчики готовы для украшения эльтонской церкви оплатить «покрытие её красками внутри и снаружи», а также покупку книг и церковной утвари в доле, которая им «причтётся по развёрстке полной стоимости расходов между всеми возчиками». Часть возчиков присоединилась к инициативе покровчан, но, к примеру, голова Николаевской слободы сообщил, что в покупке книг и утвари николаевцы примут участие, а на краску пусть сбрасываются другие. Головы Вольской и Царицынской округи тоже выдвинули свои особые условия, а самойловские слобожане вообще отказались от участия в расходах, сославшись на то, что им надо достраивать храм в их родной слободе…
В отличие от ломщиков соли и других обитателей «гиблого места», забредавшие к озеру время от времени путешественники воспринимали Эльтон совсем иначе. Вот несколько цитат из очерка дипломата и журналиста, человека из пушкинского круга Павла Свиньина «Поездка на Елтонское озеро», опубликованного в журнале «Отечественные записки» в 1827 году:
«Чем ближе подъезжали мы к Елтону, тем чаще встречали и объезжали транспорты, идущие к озеру и возвращающиеся оттуда. Верстах в десяти серносоляной запах сделался гораздо сильнее, и наконец с небольшого возвышения, на которое мы въехали, около пяти вёрст от озера, оно открылось взорам моим в самом очаровательном виде. Воды его казались покрытыми фольговою пеленою фиолетового цвета, на коей солнечные лучи преломлялись в разных направлениях по мере нашего приближения к селению…
До наступления полуденного жара мы успели объехать главнейшую часть сего любопытнейшего промысла и рассмотреть его со всех сторон, во всех действиях… Один из двух ломщиков, стоя по пояс в рапе, колет двумя железными пешнями соль на дне наподобие льда, а товарищ его по следам его ударов собирает её лопатою, промывает рапою и, положив глыбы в дощаник – плоскодонную лодку, разбивает их, потом вторично перемывает их в дощанике и перемешивает...
Люди большею частью работают нагие, надевая себе на ноги лапти или длинные кожаные сапоги, под кои подвязывают деревянные дощечки или колодки, ибо по шероховатости дна всякая обувь скоро дерётся. Только для предохранения от солнечного жара накидывают некоторые себе на спину куски бурки или войлока и носят бараньи шапки, но сила зноя и рапа несмотря на то превратили цвет тела их в бронзовый. Со всем тем, сколько удивительно, а более того, утешительно было мне слышать весёлые напевы сих тружеников. Несмотря на жару, жажду и едкость рапы, они беспечно распевали свои любимые песенки и казались весьма довольными своею участью. Проводя целый день по пояс в солёной воде, они возвращаются в землянки, вырытые недалеко от берега; но при всех невыгодах жизни в таких помещениях в продолжение четырёх месяцев, в кои ломщики должны заниматься своею работою, весьма мало бывает между ними больных; и главные болезни состоят единственно в ранах, от едкости рапы и цинги происходящие, хотя по выходе из озера они всегда обмываются пресною водою из колодцев, на берегу устроенных.
Благодетельное Правительство, пекущееся более всего о сохранении здоровья ломщиков и всех вообще людей, приходящих к озеру, учредило с некоторого времени при селении здешнем больницу, в коей больные не только пользуются, но и содержатся безденежно на счёт казны, определив к оной весьма искусного штаб-лекаря…». (Раньше у придворных журналистов тоже были широкие и влажные языки.)
До сих пор заметна старая дорога, идущая от озера. На этом месте установлена табличка: «Здесь начинались соляные тракты до слободы Николаевской (ныне г. Николаевск) и слободы Покровской (ныне г. Энгельс)».
В городке в начале XIX века были построены дом для смотрителя и чиновников, казарма, больница на 12 кроватей, кабак, склады, механические весы для взвешивания подвод. Слева от дороги (это была как бы центральная улица городка) можно заметить большой холм (здесь стояло какое-то здание), из-под которого торчит массивная длинная железная полоса – старинная, литая, похожая на стяжку для укрепления дома, но это всё-таки что-то другое. У конца этой железяки орлы устроили ещё одно своё гнездо. Справа от дороги – холмики поменьше, их сейчас обжили суслики. У входа в норки можно видеть осколки стекла и фарфоровой посуды: это новые хозяева вынесли мусор, прокладывая свои подземные ходы.
Проблема этих мест – отсутствие пресной воды. Даже родники здесь минеральные (сероводородные) или солёные. Каким-то чудом жители Эльтонского городка обнаружили всё-таки водоносный слой: до сих пор вблизи берега у «центральной улицы» сохранился колодец, но вода в нём солоноватая.
Павел Свиньин в общих чертах описал характер работы ломщиков. Стоит, впрочем, добавить, что соль, пропитанная рапой, очень тяжела, при этом ни о каких механизмах речи не могло идти из-за сильного трения, вызываемого кристаллами соли, и из-за коррозии. И ещё один нюанс: «свежая» соль не пригодна к пище, она горька из-за рапы. Она должна вылежаться в буграх на берегу, промыться дождями, выветриться, при этом становится твёрдой, как скальный монолит.
Кроме непосредственно ломки соли, рабочие сами, за свой счёт строили, а весной ремонтировали свои убогие жилища – землянки (они располагались вдоль берега на протяжении нескольких километров), сами изготавливали себе лодки и орудия труда – пешни, лопаты, шесты и т. д., сами пробивали каналы, по которым на дощаниках доставляли соль к берегу (озеро очень мелкое, к тому же нередко ветра отгоняют рапу к противоположному берегу).
В течение дня артель, состоящая в среднем из 15 человек, успевала делать от места ломки до берега до пяти оборотов, добывая за день около 10 тонн соли.
Со времён Чемодурова установилась система, при которой расчёты за соль производились непосредственно между ломщиками и возчиками. Была установлена фиксированная цена за гружёную фуру, но каждая из сторон старалась хитрить, выгадать для себя дополнительный заработок. Ругань и споры были обычным делом. В частности, ломщики иногда создавали искусственный дефицит соли или тормозили с её очисткой на так называемых точкАх. Чумакам длительный простой был не выгоден, и они вынуждены были платить больше, чтобы ломщики скорее изыскали нужное количество «товара», причём хорошего качества. Однажды противостояние достигло критической черты: чумаки категорически отказались грузить соль по завышенной цене. Но не сдавались и ломщики: мол, как хотите, нам спешить некуда. Обозы простояли на Эльтоне шесть недель, и только когда скопившийся скот уже выел в округе всю растительность, возчики были вынуждены уступить требованиям ломщиков.
И в покровских амбарах, где также приёмная цена соли была фиксированной, возчиков тоже пытались обхитрить – обсчитать и обвесить. Приходилось умасливать уже местных начальников. Видимо, и у чумаков были свои хитрости, ведь не могли же малороссы просто так разбрасываться деньгами, но история об этом умалчивает.
После долгих лет бюрократическая машина наконец-то сработала, и систему расчётов поменяли. С ломщиками стал рассчитываться смотритель озера, фиксируя количество гружёной в бугры соли и заплаченные за неё деньги в специальных билетах – накладных. После этого соль становилась собственностью государства, и чумаки рассчитывались только со смотрителем.
Долгие годы соль грузилась на фуры буквально с колёс, но с какого-то времени было решено создать запасные, резервные бугры, чтобы не было срывов в работе соляного конвейера. До сих пор рядом с «центральной улицей» заметны большие овальные лысые, совершенно без растительности, участки земли, где когда-то находились резервные бугры. Здесь земля пропиталась рапой на века. Биолог Карл Бэр, побывавший на Эльтоне в 1853 году, писал: «…Мы видели, как соль ссыпается в кучу: семнадцать человек стояли на трёх больших ступенях этой кучи, выглядевшей, как древняя египетская ступенчатая пирамида».
Ломщикам было не до развлечений, а вот «руководящий состав» не раз пытался украсить свой быт, приблизить его к привычному. Например, время от времени привозили саженцы ветлы, тщательно ухаживали за ними, не жалея пресной воды, но в общем-то неприхотливые деревца никак не хотели приживаться в просоленной почве. Такая же история с цветами. А вот на маленьких огородиках удавалось собрать иногда чуть-чуть зелени.
Вообще, растительности вокруг озера, даже у самого берега, запорошённого соляным налётом, похожим на иней, много, она даже ярко-зелёного цвета (осенью – красно-бордового), но это – солеросы, растущие исключительно в солёных почвах. Те же эльтонские доморощенные «агрономы» пытались их выращивать на «материке», но в обычных почвах эти растения гибли.
Всегда праздником для местных чинов было посещение озера учёными и путешественниками: их встречали исключительно радушно. В разные годы, помимо И. Лепёхина, П. Свиньина и Карла Бэра, о которых выше упоминалось, сюда наведывались естествоиспытатели Пётр-Симон Паллас и Александр Гумбольдт, другие известные учёные. Заезжал в 1858 году даже французский писатель Александр Дюма, автор «Трёх мушкетёров», «Графа Монте-Кристо» и прочих романов!..
Вот что писал Дюма в своих записях об эльтонских впечатлениях:
«…Мы увидели как бы огромное серебряное зеркало, лежащее у самого горизонта…
Остановились возле конторы. Её окружали несколько деревянных домов, казарма и казачьи конюшни. Повсюду царило большое оживление…
Вместо того, чтобы остановиться в конторе, не являющейся гостиницей, или в одном из тех деревянных домов, чистота коих по меньшей мере сомнительна, мы достали из нашей телеги палатку и поставили её на берегу озера, увенчав небольшим трёхцветным флажком, изготовленным для нас саратовскими дамами…
Мы пообедали, подтвердив превосходство баранов с озера Эльтон над всеми другими их породами, которые нам довелось отведать со дня нашего приезда в Россию.
На другой день, увидев внушительные стада, которые паслись на солончаках, мы поняли, почему здешняя баранина выгодно отличается от любой другой. Она обладает качествами, обусловленными одними и теми же причинами, – какими обладают наши бараны, выкормленные на солончаках Нормандии…».
В письме к сыну Дюма добавляет:
«…Привезли солончакового барана, в сравнении с которым нормандские бараны ничего не стоят. Хвост нам подали отдельно – он весил 14 фунтов (6 кг. – А. Б.)…».
До сих пор эльтонские бараны не утратили своих гастрономических качеств: их мясо имеет вкус… свежей родниковой воды…
Но главным событием года на Эльтоне, конечно же, была осенняя ярмарка. Калмыки возвращались с летних кочевий в зимние юрты и пригоняли к озеру огромные табуны скота. Специально к этому времени купцы из Саратова и Камышина привозили сюда необходимый кочевникам товар. Да и ломщики были при деньгах: могли себе позволить расслабиться, развлечься и что-то прикупить. В городке становилось многолюдно, шумно, спиртное лилось рекой. Калмыки устраивали свои национальные состязания на радость публике… Единственное, чего не было – это женщин, здесь установилось исключительно мужское царство. Когда-то в доисторические времена в этих краях жили савроматские племена, в которых верховодили женщины, теперь вот история решила, видимо, скомпенсировать этот перекос…
Промышленная добыча соли на озере продолжалась до 1882 года. К этому времени структура, заложенная Чемодуровым, уже морально устарела. Неоднократно возникали проекты интенсификации производственного комплекса, порой самые экзотические. Например, в 1805 году было предложено соединить Эльтон с Волгой судоходным каналом, а в 1812 году появились проекты строительства «навесной дороги на столбах» или конно-рельсовой дороги от волжского берега до озера. Но как-то не сложилось. В 1881 году появилось ещё одно предложение: построить железную дорогу от Покровской слободы к Эльтону. Но время Эльтонского тракта кончилось. Оказалось ближе и дешевле добывать соль на озере Баскунчак, туда и была проведена железнодорожная ветка от Царицына. Была ещё одна попытка возобновить добычу в 1908 году, но дело не пошло. Эльтонский соляной городок опять оказался заброшенным, теперь уже, наверное, навсегда.
Подходила к концу и эпоха чумаков как в Заволжье, так и в Малороссии: железнодорожные перевозки оказались эффективнее. Впрочем, ещё раньше, в 1828 году, правительственным указом «приписные к Елтонскому озеру крестьяне» – волжские солевозчики, были лишены прежних льгот и переведены в категорию государственных крестьян. Льготы остались лишь у 14 семейств, переселившихся на солевозные тракты к «казённым водопойным колодцам».
Вновь об озере Эльтон заговорили в начале XX века в связи с организацией там грязевого и бальнеологического курорта и открытием санатория.
Люди, приезжающие сюда на непродолжительное время, воспринимают озеро чуть ли не как райское место.
Во-первых, оно впечатляет своей экзотикой и уникальностью. Приятно сознавать, что находишься на берегу самого большого минерального озера Европы и одного из самых минерализированных в мире, уровень которого на 16 метров ниже уровня Мирового океана. Гигантский белоснежный овал размерами 14 на 16 километров, легко просматриваемый от берега до берега, никого не оставляет равнодушным. Сознание цепляется за привычные ориентиры: мол, так выглядит снег, мол, я шагаю по льду (ветер часто отгоняет рапу, и соляное дно оголяется). Но летний зной и тёплая твердь под ногами говорят о другом – и у человека происходит своеобразный сдвиг осознания реальности, он постоянно удивляется, находится в приподнятом настроении. В отдельные месяцы озеро (и рапа, и соль) окрашивается в нежный розовый цвет, как будто в воде отражается гигантская стая невидимых розовых фламинго: такой оттенок придаёт ему… одноклеточная водоросль с романтическим названием Dunaliella salina, содержащая в себе каротиновый пигмент (такие же пигменты есть, например, в моркови). Она единственная, кто смогла приспособиться к существованию в агрессивном соляном рассоле. Во время заката розовое озеро, покрытое кристалликами соли, причудливо преломляющими солнечные лучи, сказочно красиво…
В летние месяцы глубина рапы у «санаторного» берега составляет всего несколько сантиметров, и со стороны кажется, что человек шагает по водной поверхности, как святой Пётр или Иисус Христос. Это ещё больше сдвигает реальность.
Во-вторых, озеро очень эффективно исцеляет от целого букета серьёзных заболеваний и обладает омолаживающим эффектом. Упоминаемый выше Павел Свиньин писал об этом так:
«Целебные елтонские грязи заслуживают величайшего внимания по удивительной силе своей, коею превышают они известные астраханские и крымские грязи. В действии своём они имеют большое сходство с кавказскими минеральными водами, ибо так же, как и те, доставляют величайшее облегчение от ревматизма, и всякая нечистота крови выходит наружу тотчас, по взятии нескольких ванн в рапе или грязи… Рассказывают много примеров чудесного исцеления от действия сих грязей, и как не быть нам признательными природе, раскинувшей по России во множестве не только сокровища, но и врачевания от недугов мирских!».
Практически на Эльтоне целебно всё: соль, маслянистая на ощупь рапа, омолаживающая кожу, антрацито-чёрные грязи, по своему качеству превосходящие грязи Мёртвого моря, минеральный источник с водой типа «Ессентуки-17», соляной воздух, очищающий лёгкие, и даже запах полыни (её здесь около 20 видов, в том числе та, которую используют как ароматическую базу для духов).
Первоначально санаторий построили на искусственном острове, насыпанном из песка, к которому вела двухкилометровая дамба. От станции до острова проложили узкоколейку для удобной доставки больных… Да, размах строительства впечатляет, умели же наши предки удивлять!.. Всё сохранилось и сегодня, только вместо железной дороги проложили асфальт, а деревянные здания грязелечебницы в годы Великой Отечественной войны разобрали на дрова (от них остались лишь окаменевшие от соли столбики от фундамента). Новый санаторий вскоре после войны построили рядом с вокзалом, и он тут действует до сих пор.
На озеро не раз «покушались» иностранные коммерсанты, в частности, немцы и голландцы: приезжали, смотрели, восторгались (в том числе, и бараниной) – но безрезультатно. Их отпугивают отсутствие современной инфраструктуры, большие капиталовложения, которые долго не окупятся, и строгие условия по сохранению уникального природного комплекса (озеро входит в состав природного парка «Эльтонский»).
…Да, наши предки – солевозы и ломщики соли – откровенно посмеялись бы над предсказателями будущего.
Статья из "Новой газеты" июль 2021 год. Автор А. Бурмистров.
Сейчас население посёлка Эльтон составляет около 3 тысяч человек, население Эльтонского городка в лучшие сезоны тоже достигало примерно такого же количества.
Ломщики соли, приходившие на Эльтон с царицынских, саратовских и пензенских сёл «своим ходом», очень бы удивились, если бы узнали, что в будущем на озере будет курорт и откроют санаторий. «Да, заработать здесь можно хорошо, – сказали бы они. – Но ведь это гиблое, страшное место!».
Вот что писал петербургский академик Иван Лепёхин, занимавшийся «описанием России» и посетивший Эльтон в конце XVIII века:
«Зимою окрестности озера оставались совершенно пустынными. Только в крошечной крепостце, стоявшей на берегу его, оставался ничтожный гарнизон из 5-6 человек инвалидов для сбережения казённого имущества. Тяжёлая жизнь этой кучки людей хорошо рисуется их рапортами. Больше всего страдали они от холода, тяжёлых испарений с озера и к весне бывали больны поголовно».
Да и летом люди болели. К примеру, согласно донесениям в Саратовскую соляную контору смотрителя Лаврентьева (1761 год) в мае среди ломщиков было 87 больных, в июне – 319, в июле – 254, в августе – 42 (при общем количестве рабочих в эти месяцы 1500-2000 человек).
В 1806 году статистик К. Герман писал:
«Ломщики подвержены особенным болезням, происходящим от остроты солёного щёлоку, от недостатка в свежей воде и хорошей пище, а особливо от нездорового воздуха на озере (сероводородные испарения. – А. Б.). В июле и августе щёлок бывает так остр, что проедает ломщикам на ногах раны, кои часто бывают смертельными… Ни один почти работник не может избежать сих болезней. Скорбутные (незаживающие. – А. Б.) раны замазывают они воском или прикладывают к ним подорожник. Также замазывают их заячьим жиром и залепливают варом… Если раны бывают велики, то ломщики едут в Саратов или Камышин и лечат их свежею водой…».
Люди не только болели, но и умирали, а ведь на заработки приходили мужики не слабого десятка…
Место бывшего кладбища в старом Эльтонском городке и поныне можно легко определить, только не осталось от него ни могильных холмиков, ни крестов. Сохранилось лишь одно безымянное каменное надгробие да металлический остов купола надгробной часовенки, под которым устроено орлиное гнездо, выстланное овечьей шерстью, отпугивающей змей и скорпионов. Раньше на остове был крест, но его кто-то срезал, а чуть позже исчез и сам остов – жители нового Эльтона сдали их на металлолом.
Чемодуров, организовывая «соляной комплекс», предусмотрел, казалось бы, всё, особенно экономические стимулы. Заработок каждого рабочего за лето равнялся 21-26 рублей (в те годы пуд хлеба стоил 10 копеек, а фунт мяса – 400 грамм – 1 копейку). В месяц ломщик тратил на еду, вино и пиво (их сюда привозили торговцы) и на мелкие повседневные товары от силы 1 рубль, таким образом, с собой домой увозил чистыми 15-20 рублей. Мало где ещё можно было заработать такие деньги. Но деньги деньгами, а вот о системе медицинской помощи и о религиозных отправлениях Чемодуров совершенно забыл или не придавал им значения.
В течение многих лет смотрители Эльтонского промысла писали во все инстанции, что ломщики «от едкости солёной рапы всегда бывают в болезнях и незаживающих ранах, претерпевая долго страдания», но лишь через 43 года – в 1790 году – на озере утвердили постоянную штатную единицу лекаря. До этого лекари появлялись эпизодически, потому что вопрос с достойной оплатой и обеспечением необходимыми лекарствами не решался: жадны были и сами ломщики, и руководители соляного комплекса (и это при миллионных доходах от продажи соли!). Рабочие безропотно болели и умирали, предоставленные сами себе, однако примириться с необходимостью умереть без исповеди и причастия не могли. Но и со священнослужителями получилась такая же многолетняя проволочка.
Первые годы на Эльтоне вообще не было ни церкви, ни священника. В 1759 году объявили сбор средств на строительство часовни, завели специальную записную книгу, но пожертвования поступали очень скупо. На 1788 год в книге числилась сумма всего около 430 рублей. В конце концов, часовню построили, но она была «убога по своему внешнему виду».
Долго не могли решить и проблему со священнослужителями, которые категорически отказывались ехать в «ссылку». Им назначалось мизерное командировочное довольствие, мол, вполне хватит подаяний эльтонских прихожан, но и подаяния были мизерны. Выделялись лишь небольшие суммы для книг, воска и церковной утвари. Не решался вопрос и о том, кто должен посылать священника на Эльтон – Камышин или Саратов. Переписка-перепалка продолжалась десятилетиями! Не раз командированные батюшки – те, у кого не было своего прихода, – под любыми предлогами сбегали с «ненавистного озера».
Часовня никого не устраивала, и решено было строить церковь. Опять возникла проблема: не было возможности изготовить кирпичи на месте, а строить деревянные церкви по высочайшим указам 1800 и 1801 годов запрещалось. В результате опять же многолетней переписки столичные чиновники наконец разрешили разобрать деревянную церковь в Николаевской слободе и перевезти её на Эльтон. Только в 1811 году в Эльтонский городок назначили постоянного священника, был образован самостоятельный приход, а перенесённый храм освятили во имя Святой Живоначальной Троицы. Прошло «каких-то» пятьдесят лет…
Сохранилось донесение руководству Экспедиции Эльтонского соляного озера, датируемое 1811 годом, от головы Покровской слободы Ивана Пономаренко. В нём говорится, что покровские и узморские возчики готовы для украшения эльтонской церкви оплатить «покрытие её красками внутри и снаружи», а также покупку книг и церковной утвари в доле, которая им «причтётся по развёрстке полной стоимости расходов между всеми возчиками». Часть возчиков присоединилась к инициативе покровчан, но, к примеру, голова Николаевской слободы сообщил, что в покупке книг и утвари николаевцы примут участие, а на краску пусть сбрасываются другие. Головы Вольской и Царицынской округи тоже выдвинули свои особые условия, а самойловские слобожане вообще отказались от участия в расходах, сославшись на то, что им надо достраивать храм в их родной слободе…
В отличие от ломщиков соли и других обитателей «гиблого места», забредавшие к озеру время от времени путешественники воспринимали Эльтон совсем иначе. Вот несколько цитат из очерка дипломата и журналиста, человека из пушкинского круга Павла Свиньина «Поездка на Елтонское озеро», опубликованного в журнале «Отечественные записки» в 1827 году:
«Чем ближе подъезжали мы к Елтону, тем чаще встречали и объезжали транспорты, идущие к озеру и возвращающиеся оттуда. Верстах в десяти серносоляной запах сделался гораздо сильнее, и наконец с небольшого возвышения, на которое мы въехали, около пяти вёрст от озера, оно открылось взорам моим в самом очаровательном виде. Воды его казались покрытыми фольговою пеленою фиолетового цвета, на коей солнечные лучи преломлялись в разных направлениях по мере нашего приближения к селению…
До наступления полуденного жара мы успели объехать главнейшую часть сего любопытнейшего промысла и рассмотреть его со всех сторон, во всех действиях… Один из двух ломщиков, стоя по пояс в рапе, колет двумя железными пешнями соль на дне наподобие льда, а товарищ его по следам его ударов собирает её лопатою, промывает рапою и, положив глыбы в дощаник – плоскодонную лодку, разбивает их, потом вторично перемывает их в дощанике и перемешивает...
Люди большею частью работают нагие, надевая себе на ноги лапти или длинные кожаные сапоги, под кои подвязывают деревянные дощечки или колодки, ибо по шероховатости дна всякая обувь скоро дерётся. Только для предохранения от солнечного жара накидывают некоторые себе на спину куски бурки или войлока и носят бараньи шапки, но сила зноя и рапа несмотря на то превратили цвет тела их в бронзовый. Со всем тем, сколько удивительно, а более того, утешительно было мне слышать весёлые напевы сих тружеников. Несмотря на жару, жажду и едкость рапы, они беспечно распевали свои любимые песенки и казались весьма довольными своею участью. Проводя целый день по пояс в солёной воде, они возвращаются в землянки, вырытые недалеко от берега; но при всех невыгодах жизни в таких помещениях в продолжение четырёх месяцев, в кои ломщики должны заниматься своею работою, весьма мало бывает между ними больных; и главные болезни состоят единственно в ранах, от едкости рапы и цинги происходящие, хотя по выходе из озера они всегда обмываются пресною водою из колодцев, на берегу устроенных.
Благодетельное Правительство, пекущееся более всего о сохранении здоровья ломщиков и всех вообще людей, приходящих к озеру, учредило с некоторого времени при селении здешнем больницу, в коей больные не только пользуются, но и содержатся безденежно на счёт казны, определив к оной весьма искусного штаб-лекаря…». (Раньше у придворных журналистов тоже были широкие и влажные языки.)
До сих пор заметна старая дорога, идущая от озера. На этом месте установлена табличка: «Здесь начинались соляные тракты до слободы Николаевской (ныне г. Николаевск) и слободы Покровской (ныне г. Энгельс)».
В городке в начале XIX века были построены дом для смотрителя и чиновников, казарма, больница на 12 кроватей, кабак, склады, механические весы для взвешивания подвод. Слева от дороги (это была как бы центральная улица городка) можно заметить большой холм (здесь стояло какое-то здание), из-под которого торчит массивная длинная железная полоса – старинная, литая, похожая на стяжку для укрепления дома, но это всё-таки что-то другое. У конца этой железяки орлы устроили ещё одно своё гнездо. Справа от дороги – холмики поменьше, их сейчас обжили суслики. У входа в норки можно видеть осколки стекла и фарфоровой посуды: это новые хозяева вынесли мусор, прокладывая свои подземные ходы.
Проблема этих мест – отсутствие пресной воды. Даже родники здесь минеральные (сероводородные) или солёные. Каким-то чудом жители Эльтонского городка обнаружили всё-таки водоносный слой: до сих пор вблизи берега у «центральной улицы» сохранился колодец, но вода в нём солоноватая.
Павел Свиньин в общих чертах описал характер работы ломщиков. Стоит, впрочем, добавить, что соль, пропитанная рапой, очень тяжела, при этом ни о каких механизмах речи не могло идти из-за сильного трения, вызываемого кристаллами соли, и из-за коррозии. И ещё один нюанс: «свежая» соль не пригодна к пище, она горька из-за рапы. Она должна вылежаться в буграх на берегу, промыться дождями, выветриться, при этом становится твёрдой, как скальный монолит.
Кроме непосредственно ломки соли, рабочие сами, за свой счёт строили, а весной ремонтировали свои убогие жилища – землянки (они располагались вдоль берега на протяжении нескольких километров), сами изготавливали себе лодки и орудия труда – пешни, лопаты, шесты и т. д., сами пробивали каналы, по которым на дощаниках доставляли соль к берегу (озеро очень мелкое, к тому же нередко ветра отгоняют рапу к противоположному берегу).
В течение дня артель, состоящая в среднем из 15 человек, успевала делать от места ломки до берега до пяти оборотов, добывая за день около 10 тонн соли.
Со времён Чемодурова установилась система, при которой расчёты за соль производились непосредственно между ломщиками и возчиками. Была установлена фиксированная цена за гружёную фуру, но каждая из сторон старалась хитрить, выгадать для себя дополнительный заработок. Ругань и споры были обычным делом. В частности, ломщики иногда создавали искусственный дефицит соли или тормозили с её очисткой на так называемых точкАх. Чумакам длительный простой был не выгоден, и они вынуждены были платить больше, чтобы ломщики скорее изыскали нужное количество «товара», причём хорошего качества. Однажды противостояние достигло критической черты: чумаки категорически отказались грузить соль по завышенной цене. Но не сдавались и ломщики: мол, как хотите, нам спешить некуда. Обозы простояли на Эльтоне шесть недель, и только когда скопившийся скот уже выел в округе всю растительность, возчики были вынуждены уступить требованиям ломщиков.
И в покровских амбарах, где также приёмная цена соли была фиксированной, возчиков тоже пытались обхитрить – обсчитать и обвесить. Приходилось умасливать уже местных начальников. Видимо, и у чумаков были свои хитрости, ведь не могли же малороссы просто так разбрасываться деньгами, но история об этом умалчивает.
После долгих лет бюрократическая машина наконец-то сработала, и систему расчётов поменяли. С ломщиками стал рассчитываться смотритель озера, фиксируя количество гружёной в бугры соли и заплаченные за неё деньги в специальных билетах – накладных. После этого соль становилась собственностью государства, и чумаки рассчитывались только со смотрителем.
Долгие годы соль грузилась на фуры буквально с колёс, но с какого-то времени было решено создать запасные, резервные бугры, чтобы не было срывов в работе соляного конвейера. До сих пор рядом с «центральной улицей» заметны большие овальные лысые, совершенно без растительности, участки земли, где когда-то находились резервные бугры. Здесь земля пропиталась рапой на века. Биолог Карл Бэр, побывавший на Эльтоне в 1853 году, писал: «…Мы видели, как соль ссыпается в кучу: семнадцать человек стояли на трёх больших ступенях этой кучи, выглядевшей, как древняя египетская ступенчатая пирамида».
Ломщикам было не до развлечений, а вот «руководящий состав» не раз пытался украсить свой быт, приблизить его к привычному. Например, время от времени привозили саженцы ветлы, тщательно ухаживали за ними, не жалея пресной воды, но в общем-то неприхотливые деревца никак не хотели приживаться в просоленной почве. Такая же история с цветами. А вот на маленьких огородиках удавалось собрать иногда чуть-чуть зелени.
Вообще, растительности вокруг озера, даже у самого берега, запорошённого соляным налётом, похожим на иней, много, она даже ярко-зелёного цвета (осенью – красно-бордового), но это – солеросы, растущие исключительно в солёных почвах. Те же эльтонские доморощенные «агрономы» пытались их выращивать на «материке», но в обычных почвах эти растения гибли.
Всегда праздником для местных чинов было посещение озера учёными и путешественниками: их встречали исключительно радушно. В разные годы, помимо И. Лепёхина, П. Свиньина и Карла Бэра, о которых выше упоминалось, сюда наведывались естествоиспытатели Пётр-Симон Паллас и Александр Гумбольдт, другие известные учёные. Заезжал в 1858 году даже французский писатель Александр Дюма, автор «Трёх мушкетёров», «Графа Монте-Кристо» и прочих романов!..
Вот что писал Дюма в своих записях об эльтонских впечатлениях:
«…Мы увидели как бы огромное серебряное зеркало, лежащее у самого горизонта…
Остановились возле конторы. Её окружали несколько деревянных домов, казарма и казачьи конюшни. Повсюду царило большое оживление…
Вместо того, чтобы остановиться в конторе, не являющейся гостиницей, или в одном из тех деревянных домов, чистота коих по меньшей мере сомнительна, мы достали из нашей телеги палатку и поставили её на берегу озера, увенчав небольшим трёхцветным флажком, изготовленным для нас саратовскими дамами…
Мы пообедали, подтвердив превосходство баранов с озера Эльтон над всеми другими их породами, которые нам довелось отведать со дня нашего приезда в Россию.
На другой день, увидев внушительные стада, которые паслись на солончаках, мы поняли, почему здешняя баранина выгодно отличается от любой другой. Она обладает качествами, обусловленными одними и теми же причинами, – какими обладают наши бараны, выкормленные на солончаках Нормандии…».
В письме к сыну Дюма добавляет:
«…Привезли солончакового барана, в сравнении с которым нормандские бараны ничего не стоят. Хвост нам подали отдельно – он весил 14 фунтов (6 кг. – А. Б.)…».
До сих пор эльтонские бараны не утратили своих гастрономических качеств: их мясо имеет вкус… свежей родниковой воды…
Но главным событием года на Эльтоне, конечно же, была осенняя ярмарка. Калмыки возвращались с летних кочевий в зимние юрты и пригоняли к озеру огромные табуны скота. Специально к этому времени купцы из Саратова и Камышина привозили сюда необходимый кочевникам товар. Да и ломщики были при деньгах: могли себе позволить расслабиться, развлечься и что-то прикупить. В городке становилось многолюдно, шумно, спиртное лилось рекой. Калмыки устраивали свои национальные состязания на радость публике… Единственное, чего не было – это женщин, здесь установилось исключительно мужское царство. Когда-то в доисторические времена в этих краях жили савроматские племена, в которых верховодили женщины, теперь вот история решила, видимо, скомпенсировать этот перекос…
Промышленная добыча соли на озере продолжалась до 1882 года. К этому времени структура, заложенная Чемодуровым, уже морально устарела. Неоднократно возникали проекты интенсификации производственного комплекса, порой самые экзотические. Например, в 1805 году было предложено соединить Эльтон с Волгой судоходным каналом, а в 1812 году появились проекты строительства «навесной дороги на столбах» или конно-рельсовой дороги от волжского берега до озера. Но как-то не сложилось. В 1881 году появилось ещё одно предложение: построить железную дорогу от Покровской слободы к Эльтону. Но время Эльтонского тракта кончилось. Оказалось ближе и дешевле добывать соль на озере Баскунчак, туда и была проведена железнодорожная ветка от Царицына. Была ещё одна попытка возобновить добычу в 1908 году, но дело не пошло. Эльтонский соляной городок опять оказался заброшенным, теперь уже, наверное, навсегда.
Подходила к концу и эпоха чумаков как в Заволжье, так и в Малороссии: железнодорожные перевозки оказались эффективнее. Впрочем, ещё раньше, в 1828 году, правительственным указом «приписные к Елтонскому озеру крестьяне» – волжские солевозчики, были лишены прежних льгот и переведены в категорию государственных крестьян. Льготы остались лишь у 14 семейств, переселившихся на солевозные тракты к «казённым водопойным колодцам».
Вновь об озере Эльтон заговорили в начале XX века в связи с организацией там грязевого и бальнеологического курорта и открытием санатория.
Люди, приезжающие сюда на непродолжительное время, воспринимают озеро чуть ли не как райское место.
Во-первых, оно впечатляет своей экзотикой и уникальностью. Приятно сознавать, что находишься на берегу самого большого минерального озера Европы и одного из самых минерализированных в мире, уровень которого на 16 метров ниже уровня Мирового океана. Гигантский белоснежный овал размерами 14 на 16 километров, легко просматриваемый от берега до берега, никого не оставляет равнодушным. Сознание цепляется за привычные ориентиры: мол, так выглядит снег, мол, я шагаю по льду (ветер часто отгоняет рапу, и соляное дно оголяется). Но летний зной и тёплая твердь под ногами говорят о другом – и у человека происходит своеобразный сдвиг осознания реальности, он постоянно удивляется, находится в приподнятом настроении. В отдельные месяцы озеро (и рапа, и соль) окрашивается в нежный розовый цвет, как будто в воде отражается гигантская стая невидимых розовых фламинго: такой оттенок придаёт ему… одноклеточная водоросль с романтическим названием Dunaliella salina, содержащая в себе каротиновый пигмент (такие же пигменты есть, например, в моркови). Она единственная, кто смогла приспособиться к существованию в агрессивном соляном рассоле. Во время заката розовое озеро, покрытое кристалликами соли, причудливо преломляющими солнечные лучи, сказочно красиво…
В летние месяцы глубина рапы у «санаторного» берега составляет всего несколько сантиметров, и со стороны кажется, что человек шагает по водной поверхности, как святой Пётр или Иисус Христос. Это ещё больше сдвигает реальность.
Во-вторых, озеро очень эффективно исцеляет от целого букета серьёзных заболеваний и обладает омолаживающим эффектом. Упоминаемый выше Павел Свиньин писал об этом так:
«Целебные елтонские грязи заслуживают величайшего внимания по удивительной силе своей, коею превышают они известные астраханские и крымские грязи. В действии своём они имеют большое сходство с кавказскими минеральными водами, ибо так же, как и те, доставляют величайшее облегчение от ревматизма, и всякая нечистота крови выходит наружу тотчас, по взятии нескольких ванн в рапе или грязи… Рассказывают много примеров чудесного исцеления от действия сих грязей, и как не быть нам признательными природе, раскинувшей по России во множестве не только сокровища, но и врачевания от недугов мирских!».
Практически на Эльтоне целебно всё: соль, маслянистая на ощупь рапа, омолаживающая кожу, антрацито-чёрные грязи, по своему качеству превосходящие грязи Мёртвого моря, минеральный источник с водой типа «Ессентуки-17», соляной воздух, очищающий лёгкие, и даже запах полыни (её здесь около 20 видов, в том числе та, которую используют как ароматическую базу для духов).
Первоначально санаторий построили на искусственном острове, насыпанном из песка, к которому вела двухкилометровая дамба. От станции до острова проложили узкоколейку для удобной доставки больных… Да, размах строительства впечатляет, умели же наши предки удивлять!.. Всё сохранилось и сегодня, только вместо железной дороги проложили асфальт, а деревянные здания грязелечебницы в годы Великой Отечественной войны разобрали на дрова (от них остались лишь окаменевшие от соли столбики от фундамента). Новый санаторий вскоре после войны построили рядом с вокзалом, и он тут действует до сих пор.
На озеро не раз «покушались» иностранные коммерсанты, в частности, немцы и голландцы: приезжали, смотрели, восторгались (в том числе, и бараниной) – но безрезультатно. Их отпугивают отсутствие современной инфраструктуры, большие капиталовложения, которые долго не окупятся, и строгие условия по сохранению уникального природного комплекса (озеро входит в состав природного парка «Эльтонский»).
…Да, наши предки – солевозы и ломщики соли – откровенно посмеялись бы над предсказателями будущего.
Статья из "Новой газеты" июль 2021 год. Автор А. Бурмистров.
Рубрики: Литература Истории
«Волга Фото» Новости Фотографии / Фотографии / Историческое озеро