НЕМЕЦКИЕ КОЛОНИИ НА ВОЛГЕ

1761 год. Со смертью императрицы Елизаветы Петровны и воцарением Петра III окончилась Семилетняя война, в которой Пруссия потерпела сокрушительное поражение. Однако Петр III сделал своему другу, прусскому королю Фридриху, поистине царский подарок, обратив в ничто славу русского оружия. А восшедшая на престол Екатерина II облегчила участь разоренным войском пруссакам, предоставив всем желающим обрести новый «фатерлянд» в России. Манифесты императрицы от 4 и 14 декабря 1762 года, 22 июля 1763 года, обнародованные через русских посланников в Швейцарии, Голландии, Германии и других государствах Европы, приглашали граждан этих стран переселяться на берега Волги.

Расселение поселенцев производилось округами (окружность их была определена в 60—70 верст, а площадь — такою, чтобы на ней могли поселиться до тысячи семей).

Переселенцам гарантировалась свобода в отправлении религиозных обрядов, невмешательство чиновников во внутреннее самоуправление колоний. Они освобождались от военной службы и податей (в Русскую армию юношей-колонистов начали призывать только с 1874 года, через 110 лет после водворения немцев в России). Каждая семья получала большой для того времени участок плодороднейшей пахотной земли — не менее 30 десятин, что было в три раза больше, чем у русских крестьян. Чуть позже на семью колонистов стали выделять и 60, и 132, и 176 десятин.

Каждая колония в общее владение получала лесные угодья и пастбища, луга и «запасные земли для будущих детей». Помимо земли, на содержание детей колонистов государство выплачивало, например, в 1851 —1855 годах под 75—120 рублей. Это очень большая сумма: в ценах 1995 года это 15—24 миллиона рублей. Останавливаюсь на этом в силу хождения еще легенды о причинах зажиточности иностранных колонистов: «богатство колонистов — результат их большого личного труда».
Проезд на поселение, кормовые (суточные по 8 шиллингов со дня записи) у колонистов тоже были за счет российского государства, а по приезде на место они получили льготную ссуду государственного капитала.

На мигрантов не распространялось крепостное право, они были свободны в вопросах принятия российского гражданства или сохранения подданства по «крови» (по национальной принадлежности), выезда — въезда в Россию и компактного проживания колониями на основе местного самоуправления и российских законов, но без какого-либо права на национально-государственное самоопределение.

Поселения первых колонистов имели русские названия: Нижняя Добринка, Усть-Залихинская, Лесной Карамыш, Каменская дистанция и др. Это говорит о том, что они селились в русских селениях, а также о желании первых переселенцев мирно сосуществовать с коренным населением, об их стремлении вжиться в культуру российских народов и не противопоставлять себя волжанам.

Первая волна мигрантов в основном оказалась мало приспособленной к сельскому труду, так как в «колонисты», например, в Германии, записывались все «не имевшие ни крова, ни пищи». Слабые профессиональные качества и возможности привели к росту их задолженности по кредитам, экономическому упадку поселений, что усугубилось набегами (с полонением, разорением поселений) кочевых племен, казнокрадством, бюрократизмом , взяточничеством местной администрации, назначаемой часто из представителей той же национальности, что и переселенцы.

О первых годах волжских колоний оставил любопытные зарисовки академик Иоанн Петрович Фальк, посетивший саратовское Заволжье в 1769 году: «Саратовские иностранные Колонии населены в нынешнее правление и преимущественно в 1763 году. Колонисты по большей части Немцы, Швейцарцы, Французы и Шведы были на счет казны привезены морем в С-Петербург, и потом не только отправлены на место их назначения на казенный же счет, но и отведены еще были им селения, луга, леса и дан рабочий скот, необходимая утварь и провиант на несколько лет. Подати с их земель должныони были платить уже по прошествии 10 лет. Число колонистов с женами и детьми простиралось до 10 000 душ. Таковых колонистов было поселено в трех деревнях близ С-Петербурга, несколько на Дону и других местах, а прочие все отправлены в Саратовскую губернию. В Саратове находился попечительный Комитет для колонистов. Оный имел у города 16 больших казарм, в которых жили они до построения деревень, и в коих ныне (в 1769 г.) жило до 30 разорившихся семейств, кои в наказание за худое их хозяйство принуждены были работать на кирпичных заводах. Здесь появились таким образом 104 деревни, из коих каждая называется колонией с Российским или немецким наименованием, как-то: Люцерн, Унтервальден, Гларис, Грязнуха, Сосновка, Каменка и пр. Шестьдесят колоний стоят на левом, или луговом берегу Волги от Большого Иргиза до Еруслана, по берегу Волги и степным речкам Ка- раману и Еруслану; прочие же все на правом берегу, частию в стороне, при Медведице, Иловле и их речках.

Деревни или колонии расположены весьма правильно; дома, состоящие из мазанок, построены в линию в довольном расстоянии один от другого, и каждый определен для двух семейств. В каждой колонии по 25 и 150 домов, а в больших имеется церковь с пастором, врач и аптекарь, получающие жалованье от казны. Во Французской колонии дома каменные. Каждой деревне отведены паш¬ни, луга и леса, и каждый двор имеет свою землю.

Колонии сначала не скоро возвышались в предназначенной цели. В течение 10 льготных лет надлежало многих снабжать провиантом и делать ежегодно новые пособия. Колонисты набраны из разных званий, из крестьян, ремесленников, купцов, фабрикантов, художников и даже ученых, некоторые с отличными способностями, но большая часть ленивых и шалунов. По плану все должны заниматься земледелием, но парикмахеры, цырульники, фабриканты и другие не радеют об оном, и потому их земли неплодоносны. Может быть лучше бы было, когда бы Катериненштадт или другую колонию сделать городом, и населить его ремесленниками и художниками, от чего произошел бы Российский Ниренберг. Многие колонисты суть хорошие сельские хозяева и живут богато, другие, принявшись за ремесла, также живут хорошо. В Саратове колонисты седельники, живописцы, резчики, золотых дел мастера, скульпторы, шляпники, ткачи, оружейники и пр.

Французская колония до половины запустела, поеклику жители ее расселялись по губернии учить детей, или присматривать за ними. Многие же совершенно разорились.
Оные поселяне сеют на малых своих полях обыкновенные роды хлеба. Колонист высевает ежегодно от 8 до 12 пудов озимой пше¬ницы, 20 и 50 озимой ржи, овса, ячменя, гороха, яровой пшеницы, 5 или 10 пудов полбы, несколько проса, также льну и конопли для домашнего употребления. Большая часть скудны скотоводством.

Много и с хорошим успехом разводят они табак, а особливо в колониях на левом берегу Волги; другие также удачно начали разводить виноград и шелковицу. В колонии Галке уже с давнего времени один колонист делает ежегодно по несколько анкеров хорошего вина для продажи. Сих виноградарей гораздо лучше бы было переселить с бочарами на Дон и Терек.

Шелковый фабрикант Вердье имел 6 лет в воеводском саду (г. Саратов) более 50 000 тутовых деревьев из Берлинских и Астраханских семян, и в 1768 году пересадил он 4000 четырехлетних деревьев, а в 1769 году у него таковых еще более. Многие имеют не большие, но хорошие огороды, где для крупы разводится сахарный голк или бухарский просяник. Я скажу еще здесь о колонистах, что для них здешний климат весьма благоприятен; они живут здесь долго и наслаждаются здравием и многочисленным семейством; в домах их не было тараканов, но клопов такое множество, что многие семейства летом не могли в них жить и принуждены были выбраться в хлева». («Записки путешествия академика Фалька. Ч. I, От С-Петербурга до Томска, с. 109—118,СПб 1824).

Первым колонистам запрещено было иметь оружие, а потому охраняли их поселения от набегов кочевников и вызволяли из плена казаки, несшие службу- на южных рубежах.
С 1802 года к переселению в Россию стали допускаться только те семьи, которые были хорошо приспособлены к сельскому труду, а также ремесленники. Все они, как правило, должны были иметь поручительство уважаемых по месту жительства граждан и первоначальный капитал.

В 1819 году вызов иностранцев был прекращен, кроме как по специальным разрешениям. Так, в 1851 году правительство не пригласило, а разрешило более 100 семьям немцев-колонистов из Пруссии поселиться в Самарской губернии. Пригласительный принцип поселения заменен разрешительным.

Особые права и большие привилегии, финансовая поддержка переселенцев российским государством, кропотливый труд обрабатывающих их земли русских крестьян привели к быстрому развитию, экономическому процветанию переселенческих колоний.

Иностранные поселенцы стали привилегированным, закрытым для россиян других национальностей сословием. Самоизоляция последнего вытекала из боязни потерять существенные социальные и экономические льготы и права, что в свою очередь, как отметили Ф. А. Брокгауз и И. А. Ефрон, мешало им слиться с общим населением Империи. Да и не было у многих из них, особенно из последней волны, такого желания. Вместе с тем необходимость быстрейшего восстановления районов, пострадавших от наполеоновских войск, рост государственных расходов и стремление обеспечить равенство российского населения и мигрантов в пополнении госбюджета привели к тому, что в 1815 году колонисты наравне с казенными крестьянами стали платить налоги. То есть поселенцы лишились бессрочной налоговой льготы. Освобождение от уплаты налогов распространилось теперь не более чем на 10 лет, что все равно было очень большой привилегией, о которой российские граждане Поволжья (в основном — крепостные крестьяне) даже мечтать не могли.

Правительство России в 1871 году учреждает правила об устройстве колонистов. Их стали официально считать поселянами - собственниками, живущими на казенных землях. На них распространили и общие положения о крестьянах 1861 года с сохранением ряда все уменьшающихся льгот — земельных, налоговых и других.

К началу XX века первоначальные особые льготы и привилегии колонистов постепенно ликвидировались, сами они стали превращаться в российских крестьян, что не могло не вызвать у них протеста. Однако политика правительства России была направлена не на обрусение, а на сплачивание многочисленных народов Поволжья в единый метаэтнос — российский народ, россиян.

Всего иностранными поселенцами в России основано 549 колоний; в Таврической губернии— 165, в Самарской— 131, в Саратовской — 58, в Петербургской — 12, в Черниговской — 6, в Новгородской — 3, в Лифляндской — 2, а в Воронежской, Полтавской и других губерниях—по 1.

Внутрироссийская миграция, выезд поселенцев за границу были небольшими, поскольку покинуть колонию они могли, только вернув казне ссуду, полученную при заселении, расплатившись по кредитам и долгам. Поэтому переселиться в Саратов или уехать в другие губернии смогли немногие.

На протяжении всего пребывания в России колонисты находились под контролем и руководством российской администрации, которая стремилась постепенными мерами сблизить переселенцев и русских крестьян на одинаковых, полноправных правах российского гражданина. Однако этому мешала самоизоляция немецкого населения, его нежелание считать себя россиянами, изучать русский язык. По переписи 1897 года русский язык среди них знали: мужчине—14,35%, женщины — 8,29% (в то время как, напри¬мер, среди польского и еврейского населения губернии русский язык знали соответственно: мужчины — 38,91 и 57,52, а женщины— 46,63 и 45,05 процентов).

В июле 1918 года большевики, расплачиваясь с Германией за долги (они брали у кайзера деньги на подрывную революционную деятельность), образовали на территории Саратовской и Самарской губерний Трудовую коммуну области немцев Поволжья, преобразованную в 20-х годах в АССР немцев Поволжья. Фактически это было государство в государстве, причем большинство населения республики составляли не немцы, что не смущало ни правительство России, ни местную администрацию: выправить положение они взялись с помощью «коренизации», т. е. онемечивания всех жителей, нежданно-негаданно оказавшихся на территории чужого государства. ЦИК АССР немцев Поволжья постановил все активное делопроизводство перевести на немецкий язык, временно продолжая обслуживать русские части кантонов и сел на русском языке. Все центральные учреждения были обязаны сноситься с нижестоящим госаппаратом, хозяйственными органами и общественными организациями только на немецком языке. Немецкий же язык введен «во всех без исключения школах республики». Существенно повышалась роль учебных курсов по обучению населения немецкому языку, укреплялся потенциал учреждений немецкой культуры. Принято решение переименовать почти все населенные пункты, что и было затем осуществлено.

Немецких поселений, по сравнению с российскими, было намного меньше. Так, из 14 кантонов 8 имели русское название, резавшее русское ухо чуждым словосочетанием: Федоровский кантон, Иловатский, Покровский, Старо-Полтавский, Красно-Ярский кантоны. Многие из российских городов и сел стали «немецкими»: село Елшанка превратилось в Гуссарен, а села Грязноватка — в Шук, Россоши — во Францозен, Макаровка — в Меркель, Олешня — в Диттель, Лесной Карамыш — в Грим, Каменный овраг — в Деготт, город Покровск — в Энгельс и т. д.

В 1928 году Президиум ЦИК АССР НП с чисто немецкой педантичностью вновь рассмотрел ход «коренизации» всего населения республики и постановил: все юридические документы и постановления немецкого правительства, все административно-правовые акты правоохранительных органов тоже составлять и публиковать на немецком языке.

В августе 1941 года, через два месяца после начала войны СССР с фашистской Германией, республика немцев Поволжья была упразднена, а почти все жители немецкой национальности — переселены в Сибирь, Казахстан и на Алтай.

Вот уже около десяти лет немцы, граждане СССР, а затем России, добиваются «восстановления исторической справедливости»: воссоздания республики немцев Поволжья. Но опыт последних лет свидетельствует: разделение единого государства на национальные квартиры ничего, кроме войн и конфликтов, не приносит. Тем более нецелесообразно создавать государственное объединение немцев, ибо, по законам ФРГ, все представители немецкого народа, где бы они ни жили, считаются полноправными гражданами Германии. Значит, и созданное этими «гражданами ФРГ» государство на территории России будет колонией Германии в России?

Волжане, как и раньше, гостеприимны. Они приглашают немцев жить к себе в область, с одинаковым для всех народов правом на компактное проживание и на местное самоуправление, как это было у поселян накануне революции 1917 года, но... без права на суверенитет, собственную государственность. Ведь если уж «восстанавливать историческую справедливость», то надо смотреть на истоки: ни Екатерина II, немка по национальности, ни последующие пронемецки настроенные самодержцы нигде, никогда, ни разу не обещали колонистам-переселенцам статуса государственной самостоятельности. И немецкие колонисты жили в мире и согласии с другими народами на протяжении полутора столетий, пока установившаяся в России антирусская власть не стала проводить политику «разделяй и властвуй». И сегодня простые люди — как русские, так и немцы, люди всех национальностей нуждаются не
разделении, а в объединительной политике, позволяющей каждому народу жить согласно культурным традициям своих предков.

Автор Валерий Бочкарев из книги "Мифы древней Волге".