Репортер-оркестр

В 1992 году Колумбийским университетом была присуждена премия Пулитцера, считающаяся одной из самых престижных наград в журналистике, группе репортеров агентства Ассошиэйтед Пресс за освещение событий в дни августовского путча в России. Один из лауреатов этой премии — Александр Земляниченко, бывший репортер «Комсомольской правды», журналов «Советский Союз», «Родина», а последние два года — репортер АП, крупнейшего информационного агентства мира. Публикуем беседу с лауреатом премии.

— Прими, Саша, поздравления с наградой, которая, если не ошибаюсь, впервые присуждается репортерам нашего отечества.

— Да, в России это впервые. А всего награжденных пятеро. Борис Юрченко и я — россияне, Ольга Шалыгина — американка русского происхождения, Чарек Соколовский — поляк и американец китайского происхождения Лю Хенг Шин, он же и фоторедактор московского отделения АП. Есть и еще приятное событие. Недели за две до этой премии Лю, Борис, я и Дитер Индишер получили премию Оверсис Пресс-клуба — нечто вроде нашей премии Союза журналистов, но присуждаемой в Америке. Присуждалась премия по результатам публикаций в американской прессе.

— Не слабо, если учесть, что в западной прессе ты почти новичок. Но позволь с этой вершины признания вернуться к той почве, из которой ты вырастал. Что привело в фотографию?

— Начинал я под крылом отца, газетного фоторепортера, в Саратове. Сразу же после школы, учась в Политехническом институте, я начал печататься в местной «молодежке». А одним из учебников были ваши книжки с Колосовым — «В фокусе — фоторепортер» и «Мы».

— Спасибо. Ну, а как путь пролег в Москву?

— Меня уже знали в «Комсомолке», куда я посылал много снимков, печатался. А вскоре поступило предложение из «Ровесника» снять тему по газопроводу. Я ее выполнил, и на следующий год журнал послал меня в командировку на Кубу. Но штатно работать я стал в «Комсомолке». Года через четыре перешел в «Советский Союз», а потом, с образованием нового журнала — в «Родину».

— Ты сменил немало мест прежде чем стал репортером мирового агентства. И Тебе есть что сравнивать — тут и там. Чем отличаются принципы организации работы, условия. Что у нас, нашим читателям более или менее ясно. А каково себя чувствовать в шкуре репортера агентства?

— Изо всех редакций самые хорошие впечатления оставила «Комсомолка». Я успел попасть туда, когда там был очень хороший фотографический состав и не до конца еще были смыты традиции аджубеев-ской газеты. И фотографии там отводилось достойное место.

— Ну это было. А сейчас мне представляется, может, я и ошибаюсь, в редакционных коллективах утрачивается атмосфера сплоченности, чего-то единого, репортер превращается в одиноко бродящего волка, самого себе добывающего пропитание — темы, идеи. В то время как «там, у них», если судить по рассказам, каждому из участников информационного процесса отводится четко определенное место, ясно обозначенный круг обязанностей. Особенно для фоторепортеров, которые и должны, в общем-то, овеществлять идеи, рождающиеся в смежных литературных отделах, в секретариате, редакторате. Хотя никто не запрещает работать в дополнение к этому и вольным стрелком.

— Знаешь, еще во время работы в молодежной газете меня иногда на съемке спрашивали: а кто вам дает задание, хотя задания чаще всего мы сами себе выдумываем. В агентстве тоже переплетаются все виды поиска и предложений. Есть компьютер, на котором я могу посмотреть, что и где предполагается за завтра — и события, и готовящиеся публикации, и конкретные задания. Ну а источники информации — самые различные. От официальных — о правительственных встречах, до случайных сведений от знакомых, друзей. Тут, если нет определенного заказа, нужно уметь что-то выбрать.

Все равно приходится почесывать голову — чем бы заинтересовать? Сейчас интерес к политике несколько упал. Больше внимания к экономической жизни. А это — та же жизнь на улицах, в магазинах, на рынках. Высокие цены, трудности с продуктами, реакция людей на это. И Борис, и Лю, и я снимаем и магазины, и улицы, и официальные встречи, и президента. Тут нет такого деления: один снимает только Кремль, а другой — только помойки. Все делают все. Официальные встречи, встречи в верхах часто проходят в таких условиях, когда много репортеров пустить просто физически невозможно. Тогда агентства направляют кого-нибудь одного, но он работает на всех, на пул. Сегодня, допустим, из Рейтер, завтра из Франс Пресс или мы.

— Как и у любого репортера, работающего на Запад, у тебя есть страховка?
— Конечно. Конкретная сумма страховки
— это внутриагентское дело.
— Это если репортер погибает. А в случае увечья или небольшой травмы, полученной в условиях подготовки материала? .
— Определенная доля.
— Приходилось слышать, что туда, куда не может попасть наш репортер, западный попадает, умасливая дорогу долларом?
— Лично мне и моим коллегам по московскому бюро не приходилось платить, хотя, в принципе, такое бывает.
— Не возбраняется? И существуют для этого какие-то суммы?
— Средства, конечно, репортеру нужны. Мы, репортеры АП, жили прошлой зимой в Тбилиси, снимая два номера — один для жилья, второй под офис, платя за каждый по семьсот рублей на одного за день. Такой возможности наши коллеги из ТАССа, конечно, не имели. И ночевали в нашем втором номере. В этом не вижу ничего, кроме приятельской взаимовыручки. В нашем деле ведь очень много строится на личных взаимоотношениях.

— Компенсируется ли чем-то «плата за страх», когда едешь в точки кровавых конфликтов?
— Да, иногда. Хотя репортеры АП работают не на гонорар, а получают фиксированную зарплату, Не зависящую от точного количества принятых снимков или тем.
— Какой же стимул работать больше, чем это необходимо по минимуму?

— Наше агентство не коммерческое в отличие от Рейтера, допустим. Но зато более стабильное. Рейтер сейчас вынужден сокращать многих своих репортеров, так как не в состоянии содержать их на прежних условиях. А стимул тот, чтоб не выглядеть хуже других агентств, «не прибегать последним». Иначе от тебя просто откажутся. К тому же агентство требует сейчас только сегодняшние фотографии, вчерашние новости уже никого не интересуют. Сейчас нас просили прислать снимки, связанные с подорожанием водки. Мы послали.
— А подорожавший хлеб не снимал?
— Нет, для одного дня это близкие темы, они будут перегрузкой для агентства.

А снятое впрок я уже использовать не смогу.
— Как же вы обеспечиваете оперативность? Находясь на оборудованной базе в Москве, это сделать относительно несложно, а при выезде в командировку?
— Все необходимое мы везем с собой. А это, кроме фотоаппаратуры и оптики, небольшой чемоданчик-лаборатория. Мы снимаем на цветной негатив, проявляем его. А затем передаем по спутниковой связи. Чтоб на нее выйти, нужно иметь передатчик, антенну-тарелку, которая обычно устанавливается на балконе гостиницы. Так что груза набирается порядком — килограммов семьдесят.
— И все это тащишь один?
— И тащишь один, И работаешь один. Ты должен все уметь и со всем справляться.

«Каждый наш репортер — это целый оркестр», — так говорит мой шеф Винсент Алабисо, заведующий фотослужбой агентства.

— С чем тебя и поздравляю. А как реагируют на музыку этого оркестра слушатели, то есть те, кого ты снимаешь?
— В целом ситуация меняется на глазах и в лучшую сторону. Люди уже не так дичатся фотоаппарата и меньше обращают внимание на съемку. Но иначе в горячих точках, где люди начинают понимать, что камера передает объективную картинку происходящего. Тассовец Андрей Соловьев как-то показал мне два пластмассовых кусочка, оставшиеся от его фотоаппарата. В Карабахе расколотили.
— Саша, ты как репортер агентства выходишь на те темы, которые снимают сразу десятки репортеров — будь то встреча дипломатов, землетрясение или иное событие. На тебя не давит этот пресс вечной необходимости быть в толпе своих коллег-конкурентов?

— Знаешь, это похоже на какую-то азартную игру, в которой если ты хоть раз выиграешь, то потом азарт не дает тебе покоя.

Александру Земляниченко сорок два. Возраст, в котором репортером уже все накоплено и еще ничего не растрачено. Пришло настоящее мастерство, профессионализм, но не наступило пресыщения. Работа репортера в агентстве — работа на массу не похожих друг на друга заказчиков и вкусов — на первый взгляд, безадресная, в пространство. В этих условиях очень трудно сохранить свое имя, не раствориться, не исчезнуть. Насколько же ярко и стабильно нужно заявлять о себе, чтоб тебя находили престижные призы, признания авторитетных ценителей. К тому же такой труд требует постоянной готовности к прыжку, к действию, к мгновенной настройке на решение задачи. Это тяжело не только физически, но и психологически. Нужно иметь хорошие нервы.

Я смотрю на Александра Земляниченко — приветливого, мягкого, доброго человека, каждый день работающего на все газеты и журналы мира, и думаю: дай-то бог тебе, «репортер-оркестр», всегдашнего лада и согласия с самим собой.

Вел беседу Лев Шерстенников Журнал "Фотография" №9-10 1992 году.

Фото Александра Земляниченко