Плавание по Волге между Н. Новгородом и Астраханью в 1636 г.

Путь от Нижнего-Новгорода до Астрахани совершался обыкновенно в 30 дней, но, бывало, плыли и дольше.

Так, путешествие голштинского посольства, описанное Олеарием, продолжалось с 30 июля по 15-е сентября, т. е. ровно полтора месяца. При нормальном ходе суда приходили в Астрахань в середине лета. Подход каравана к городу возвещался двукратным пушечным выстрелом с командного судна, и по этим выстрелам на берег высыпали массы горожан полюбоваться на красивое зрелище пристающего огромного каравана, на многих судах которого тотчас же открывалась торговля или начиналась выгрузка товаров на берег...

В конце июля отправлялся из Астрахани обратный, низовий или, как он назывался в то время, осенний караван, также сопровождаемый военной охраной. Вверх суда плыли на веслах и парусах, а в местах опасных или с очень быстрым течением—и бечевной тягой, проходя за день в среднем не более 15—17 верст.

Там, где нельзя было употребить бечевную тягу, практиковали тягу завозом якорей или „подачами\", нанимая для этого артели рабочих, доходившие в средине XVII в. человек до 100 и больше. Это последнее движение было очень тяжело и медленно,—по словом Олеария, едва превышая в общем 2 (морских) мили, т. е. 3 версты в день. Караван приходил в Н.-Новгород уже поздней осенью и обычно оставался здесь на зиму, когда товары развозились по местам своего назначения на санях.

Само собой разумеется, что в такие периоды, как бунт Разина, всякое грузовое движение по Волге останавливалось совсем.

Технические условия плавания по Волге в рассматриваемый период картинно и ярко описаны доходства по Олеарием, спустившимся в 1636г. от Нижнего-Новгорода до Астрахани в составе голштинского посольства в Персию. В виду особо важного значения описания Олеария, остановимся на нем более подробно.

Касаясь прежде всего общей характеристики плавания голштинской экспедиции, необходимо сказать, что все оно прошло под-знаком борьбы с мелями и перекатами Волги и не меньше того страха пред „казаками"—разбойниками.

Хотя члены посольства, будучи в Нижнем, и храбрились, что они не боятся „казаков, которые разбойничают" на Волге", однако, помимо вооружения своего корабля пушками и заготовки всякого рода военных припасов и оружия для себя лично, они, с особого разрешения, взяли в качестве охраны 30 человек иностранцев, находившихся на службе московского царя, и заручились царской грамотой на наем в попутных городах для той же цели еще до 40 чел. из русских жителей. И, несмотря на это, тревожные опасения разбойных нападений не оставляли путешественников во все время их плавания по Волге, а ниже Тетюш, где страх перед казаками особенно усилился, была устроена даже пробная тревога на случай нападения.

Голштинцы выехали из Нижнего 30 июля, т. е., можно сказать, в самый разгар меженнего мелководья. Сам Олеарий говорит, что перед их выходом „вода в Волге, бывшая до того довольно высокой, быстро начала спадать", и по этому случаю замечает: „Корабли или большие струги и суда, отплывающие по Волге в Астрахань, принимают обыкновенно в соображение время и пускаются в путь именно тогда, когда вода прибывает или когда она уже самая высокая, что случается в мае и июне месяцах: в это время реки, текущие на севере и впадающие во множестве в Волгу, прибывают и, вливаясь в нее, подымают воду в последней до того, что суда не только могут свободно плыть по мелким местам, но и поверх низменных островов, которые тогда лежат глубоко погруженные в воде. Иногда, впрочем, случается, что когда суда остановятся на ночлег над таким подводным островом и вода вдруг спадет, то они сядут на остров и там уже остаются, как мы это сами видели, встретивши несколько таких, засевших и поломанных, больших стругов и суден в разных местах на Волге.

Кроме того, на несчастье экспедиции, ей попал лоцман, уже 8 лет не плававший на Волге и потому, естественно, не только не знавший ее современного фарватера, но и забывший многое из того, что он знал раньше.

В виду всего изложенного, вполне понятно, что голштинский корабль, сидевший на 7 фут. в воде, постоянно становился на мели и перекаты, которыми тогдашняя Волга, без услуг землечерпания, была, невидимому, очень богата. Так, в первом же плесе—между Нижним и устьем Камы—корабль садился на мель 8 раз.

Едва отойдя от Нижнего на две версты, сели у Печерского монастыря и, простояв 4 часа, не рискнули уже дальше идти и остановились на якоре на ночь. На другой день, 31 июля, пройдя всего одну версту, снова встали на мель, но скоро сошли с нее, и так как пошел сильный дождь и поднялась буря с встречным ветром, то до следующего дня простояли на якоре.

1-го августа, при продолжавшемся ветре, „попытались было плыть на веслах, но только что продвинулись вперед на ружейный выстрел, как засели опять на мель и, снявшись с нее, снова встали на якорь.

2-го числа ветер несколько стих, но едва, подняв якорь, „проплыли с четверть мили, как засели опять у острова Телятинского ", на знаменитом до настоящего времени перекате Телячий брод, „и скоро затем засели еще раз, за другим островом, Собчинеким", провозившись здесь „целых 9 часов прежде, чем могли, наконец, сдвинуть корабль с мели". Вообще, в течение первых четырех дней плавания, в неустанной борьбе с мелями и перекатами, экспедицией было сделано всего не больше двух миль.

В следующие дни „дело пошло несколько лучше", и 6-го августа экспедиция минула гор. Васильсурск, при чем корабль „еле-еле прошел" находившуюся перед ним „мель или сушь, как ее называют",—„почти постоянно ее задевая дном, корабль, можно сказать, скорее прыгал и как бы танцевал через мель, чем плыл через нее".

7-го августа путешественники прошли гор. Козьмодемьянска.

8-го августа, простояв ночь на якоре по случаю бури и двинувшись утром с попутным ветром, „на всех парусах налетели на песчаную мель у острова Маслова (несколько ниже Козьмодемьянска), так что мачты заскрипели\", и после 4-х часов усилий сдвинулись при помощи трех якорей". Вечером 8-го миновали Чебоксары.

9-го остров Козин и село Сундырь и подошли „к городку Кокшае, на левом берегу Волги" (ныне с. Кокшайское или Покровское, между устьями Б и М. Кокшаг. „Около этого места Волга на протяжении нескольких миль везде мелка,—говорит Олеарий, отмечая плес, доныне отличающийся особенными трудностями плавания (известный Ураковский перекат),— так что мы едва перешли через мели. Поэтому в течение этого и следующих дней у нас с переходом было очень много трудов и хлопот, и в течение 10-го с. м. (августа) мы подвинулись вперед всего на полмили. На корабле только и раздавалось: „Тяни! греби! назад!".

11-го августа корабль, просидев несколько часов на косе, был задержан сильным ветром водном „изгибе реки".

12-го, при попытке „протащить корабль с помощью маленького якоря вокруг изгиба", якорь „зацепил за дерево, лежавшее на дне, разорвал канат и остался на дне". „Говорят, -замечает по этому случаю автор, —подобные вещи часто происходят на Волге из-за деревьев, которые во время половодья срываются с берегов в реку и лежат в иле на дне". „Русские говорят поэтому, что в Волге такая бездна якорей, что на стоимость их можно купить целое княжеств\".

на 14-й день по отходе из Н. Новгорода, экспедиция стала на якорь в г. Казани.

Выйдя из Казани 15-го числа, путешественники в начале быстро двинулись вперед, пользуясь сильным течением реки, которая шла здесь в более узких берегах, но „за селением Ключищи, в 26 верстах за Казанью, попали на отмель, через которую перебрались с большим трудом\" при помощи якоря. При этом малый якорь засел на дне реки, и все старания отцепить его до позднего вечера остались безуспешными. Простояв ночь, на следующий день снова принялись за освобождение якоря, при чем был выброшен и большой якорь, но у обоих якорей оборвались канаты, и рабочим с громадным трудом удалось разыскать и поднять один большой якорь, малый же так и остался в реке.

17-го августа, пройдя предварительно две мели, через которые „пришлось опять тащиться на якоре", путники „застряли на весьма большой, очень известной главной мели (плеса), получившей название Теньковской от стоявшего здесь „кабака Теньковского",—ныне с. Тенькис известными Шеланговскими перекатами... На перетаскивание корабля ушло несколько часов. Здесь река довольно широка и везде одинаково мелка". К вечеру того же дня „подошли к большой р. Каме".

18-го шли „на парусах весьма свежо вперед", миновав около полудня г. Тетюши. „Начиная от этого места,—замечает Олеарий,—вплоть до конца Волги уже не видно ни одной деревни\". В тот же день после обеда, пройдя остров „Пролей-Каша\",—ныне деревня на нагорном берегу), экспедиция встретила караван возвращавшегося в Москву Тёркского воеводы, конвоиры которого сообщили путешественникам тревожную весть о том, что их ожидают „около 3.000 казаков\", распределившихся по разным местам: иные на Волге, другие на Каспийском море. Кроме того, по их словам, невдалеке „на берегу показались 70 чел„ конных людей, без сомнения, разведчиков, задумавших напасть\" на экспедицию. Известия эти сильно встревожили членов посольства, и они в тот же день устроили упомянутую выше пробную репетицию отражения разбойников, прошедшую с полным успехом.

19-го миновали остров Старицу и „Унеровскую Гору".

20-го „к полудню прибыли к острову Ботемскому, длиною в З версты" (ныне о. Часовенный, в нескольких верстах от реки дер. Ботьма, где, вследствие сильного ветра, „стали на якорь за мысом, у р Ботьмы", проведя здесь всю ночь.

21-го прошли мимо урочища „Симбирская гора", где стоял некогда город, разрушенный Тамерланом. 22-го „прошли через 3 сухих места или мели, из которых одна лежит впереди, а другие две назади горы Арбухим, стоящей по правую сторону реки. Эта гора получила свое название от города, находившегося здесь".

23-го „у р. Атробы опять встретили сильный противный ветер и должны были бросить якорь... Пополудни, когда ветер поулегся, попробовали лавировать, но в течение пяти часов еле сделали полмили\". 24-го противный ветер дважды загонял корабль на отмель, что опять отняло у путешественников большую часть дня.

„Вообще,—говорит Олеарий,—в течение этих дней, как и во все Время путешествия, „мелководье и ветер весьма задерживали нас в нашем плавании, ибо когда случалось, что дул попутный ветер, то мы засядем на мель, если ж попадалось глубокое и удобное место, то начинался противный ветер, и мы должны были уклоняться от него туда и сюда и делать беспрестанные извороты. Последующие 4 дня постоянно ветер начинал дуть супротив с 9 часов утра и стихал только к 5 часам вечера, так что поэтому самое лучшее время мы принуждены были либо стоять на одном месте, либо же продвигаться понемногу с великим трудом и работою.

Все это нагоняло на нас дурное настроение и уныние, особенно когда мы подумывали о предстоящем еще далеком пути и о краткости остающегося летнего времени. Посольская прислуга также была утомлена и раздражена постоянной работой, ибо те, которые назначались в ночной караул, вместе с воинами (таких было постоянно по 20 чел.), те же самые и днем должны были работать, вместе с русскими, веслами или воротом, при чем продовольствие их большею частью состояло из черствого хлеба, копченого или соленого мяса и воды. Таким образом,—фигурально заканчивает автор,— заботы, труды и неприятности были ежедневными нашими завтраками и ужинами".

Пройдя в последующие дни Соляную Гору, около которой были варницы соли, добываемой из соседних копей, остров Костоватый и Главный притон «воровских казаков"—устье р. Усы, путешественники получили, между прочим, догнавшую их почту, в которой им сообщали из Нижнего, что среди их рабочих и гребцов „имеются четыре настоящих казака" и что от 200 до 300 казаков собрались и поджидают их в известном месте. Зловещие известия заставили еще больше усилить бдительность и осторожность путников, хотя в этих качествах не было недостатка и ранее, и когда, в тот же вечер, они увидели на берегу два больших костра, разложенных стрелецкой охраной, то едва не стали стрелять по ним из пушек а 26-го ночью забрали двух рыбаков, подплывших близко к кораблю, приняв их за казацких разведчиков.

27-го числа, неподалеку от Самары, у Соковских Гор, где по средине Волги тянется скалистая мель, которой „русские очень боятся\", путников захватил сильный противный ветер, вследствие чего они с полудня бросили якорь и простояли до утра следующего дня.

28-го августа, на 13-й день по отплытии из Казани, еще до восхода солнца приблизились к Самаре, в которой, однако, пользуясь благоприятным ветром, не остановились и во весь этот день „плыли так быстро, как никогда прежде\", и к вечеру достигли Казацкой горы, в 115 вер. от Самары, где и стали на якорь.

29-го вечером, когда путешественники остановились на ночь, пройдя за день 45 вер., их снова напугали рыбаки, сообщив, что видели невдалеке 40 казаков, а в 40 верстах стоят и ожидают их несколько сот казаков, и на другой день они прошли указанные места „в полном вооружении\", но никого не видали.

В полдень того же дня (30 августа) достигли горы Тихой, „которая к правой стороне выдается так далеко, что издали кажется, будто она запирает Волгу в ее течении. Около этой горы Волга везде мелководна, и здесь то находится самая главная мель, которая называется Овечий Брод. В этом месте казаки переезжают верхом и даже переходят Волгу в брод, при этом здесь находится много небольших островов, покрытых кустарником и весьма удобных для разбойников\". Получив сообщение от рыбаков, что и „сейчас напротив, в кустарнике, сидят 40 казаков\", путники, после 60-ти верстного дневного перехода, удвоили на эту ночь свою охрану.

31-го августа, имея „отличный попутный ветер\", они сделали 120 верст, благополучно пройдя песчаную косу, далеко выдававшуюся в Волгу от берега против острова Осинового, где судно несколько раз касалось дна.

1-го сентября, в 9 часов утра, миновали г. Саратов, представлявший из себя небольшую крепостцу, заселенную одними стрельцами „для сбережения от татар, называемых калмыками, которые обитают от этих мест до самого Каспийского моря и до р. Яика и часто делают набеги вверх по Волге. В течение двух последних дней встречные суда не раз сообщали о казаках, виденных ниже, однажды в количестве 250 чел., в другой раз в количестве 70 чел., а вечером 1-го путешественники, встав на якорь, сами увидали на берегу 10 казаков, которых безуспешно преследовали.

3-го сентября благополучно прошли устье р. Камышинки —место, считающееся, по близости к Дону, „самым опасным по разбоям". С реки, на высоком правом берегу, было видно много стоявших деревянных крестов: по рассказам спутников Олеария, «много лет тому назад русский полк бился здесь с казаками, которые хотели укрепить это место и закрыть свободный проход по Волге.В этой стычке, как говорят, пали с обеих сторон 1.000 чел., и русские были здесь погребены".

Вскоре после этого путешественники нагнали караван из „16 больших и 6 малых судов\", с русским посольством в Персию и восточными купцами, следовавший под сильной охраной стрельцов. Радости путников не было границ: они приветствовали, встречу и выстрелами из всех своих пушек, и веселой музыкой трех бывших на корабле трубачей, и громкими радостными кликами. Отныне страх перед казаками, грозным призраком стоявший все время путешествия по Волге, исчезал, так как двум соединившимся, солидно вооруженными экспедициям не были опасны никакие нападения разбойников.

Самое плавание стало более благоприятным, так как в низовьях Волги было значительно меньше мелей и перекатов.

От Камышинки до Астрахани Олеарий отмечает их только три:
1) за 60 вер. до Царицына, „в конце высокой песчаной горы Стрельни\",— нынешние Стрельные горы,—где 5-го сентября экспедиция наткнулась на мелководье в 5/2 Фут., и корабль пришлось тащить в сторону, после чего он прошел мель „с большим сотрясением";
2) „несколько островов и мелей\", на которых застревали (8 сентября) и голштинский корабль, и „некоторые суда персов\", у горы Каменный Яр, и
3) за 70 верст от Астрахани, „последняя\" до этого города, „Кабанья мель\", которую путники благополучно миновали 13-го сентября.

Но на ряду с этим экспедиция сильно задерживалась ветрами и страдала от жары, не смотря на осеннее уже время.

Так, 7 сентября (на другой день после выхода из Царицына была такая бурная погода, что „трудно было подвигаться вперед\".

8-го ветер загнал корабль в устье р. Владимировки, откуда не без труда удалось выбраться с помощью двух якорей.

9-го в полдень сильная буря пригнала корабль к городку Черный Яр,-—населенному, как Саратов и Царицын, исключительно стрельцами, где и пришлось простоять на якоре до следующего утра.

10-го едва отошли от города, как поднялся сильный противный ветер, и за весь день, не смотря на все усилия, экспедиция не могла сделать больше 10 верст; наконец, 14-го сентября, после трех сравнительно удачных дней, из коих 11-го было пройдено при попутном ветре 120 верст, 12-го—100 вер. и 13-го (когда проходили Кабанью мель) 30 вер., произошла последняя задержка: едва путники успели пройти две версты, как налетела сильнейшая буря, заставившая корабль простоять на якоре целые сутки.

В плесе от Царицына до устья Волги Олеарием отмечается полная пустынность края, при чем после Черного Яра вдали от берега „не видать уже ни одного деревца, и везде только сухая, погорелая почва и степь\". Земледелие здесь невозможно, и единственное занятие жителей, не имеющих ни домов, ни селений, составляют казачество и разбои.

О подвигах этих своеобразных героев путешественники слышали на каждом шагу, хотя уж и не так боялись их, как в начале плавания: 7-го числа они встретили большую барку, разграбленную казаками,—у экипажа судна, вышедшего из Астрахани 3 недели назад, было отнято все продовольствие, и несчастные уже 4 дня ничего не ели (голштинцы дали им мешок сухарей); через несколько верст, у острова Насоновского путникам рассказали, что в узком и кривом водовороте между островом и прибрежной горой (носившей то же название, что и остров) несколько лет назад казаки, устроив засаду, истребили несколько сот стрельцов, разыскивавших и преследовавших их.

8-го сентября, при проходе мимо мыса Поповицкая Юрка,—ныне селение Поповицкое или Райгородок, объяснили происхождение этого названия тем, что сын одного русского священника (попович), сделавшийся атаманом казаков, собирал здесь обычно свою шайку.

9-го, в Черном Яру, передавали, что этот городок построен 9 лет тому назад на месте „страшного убийства и грабежа\", учиненных 400 казаками над сильно растянувшимся торговым караваном, с командой численностью в 1.500 чел., из которых была избита половина, пока подоспела ушедшая далеко вперед охрана. Наконец, сами участники экспедиции неоднократно видали скрывавшихся в прибрежных кустах казаков, по которым стреляли не только из ружей, но даже и из пушек.

15-го сентября в полдень, через полтора месяца тревожного и тяжелого плавания, голштинская экспедиция бросила якорь на астраханском рейде. „С попутным ветром и благоприятной погодой,—заканчивает Олеарий эту часть своего повествования,— мы достигли, наконец, до славного города Астрахани и, при милостивой помощи Бога, сделали первый шаг из Европы, первой части света, в Азию, ибо Астрахань лежит по ту сторону Волги,—реки, которая отделяет Европу от Азии\".

По видимому, и первое впечатление от Астрахани получилось у автора „азиатское": он с некоторым юмором говорит, что когда их корабль, остановившийся у города посреди реки, сделал салют из всех своих пушек, то „такое приветствие очень удивило жителей, высыпавших на берег перед городом в числе более 100 чел.".

Таково было „меженнее" плавание по Волге между Н. Новгородом и Астраханью в 1636 г.

Отрывок из книги "Волга и волжское судоходство" Н.А. Шубин.